Том 3. Алый меч - Страница 136

136

– Постой, Андрей…

– Нет, нет! Все ясно. Ты меня ни в чем не убедишь, да и не нужно мне… этого. Оставь меня, как я есть. Поговорим просто. Я, конечно, уважаю чужие убеждения, чужие верования… И твои одежды…

– Эти одежды я скоро сниму, – сказала Мария. Он поглядел на нее в удивлении.

– Снимешь? Уйдешь? Разочарование?

– Нет, не разочарование.

– А что же? Именно – разочарование. Я не ребенок, сестра Мария… Я почти старый человек, кое-что знаю, кое о чем могу здраво судить. Да… Экий я! Я должен был сразу понять, что ты – романтическая натура. Тебя, конечно, не нравственность пленяла тут, а экстазы… В католичестве этому особый простор… Ты, конечно, мечтала быть этакой святой Терезой, отказывающейся от всего ради небесного жениха. Почему же вдруг разочарование?

– Андрей, ведь я хотела рассказать… А ты не слушаешь. Обо мне сам говоришь. Чего не знаешь. И сердишься. Помолчи. Успокойся.

Андрей замолчал с нехорошей душой. Ему было стыдно. Он говорил почти с грубостью.

– Ничего, – сказала Мария. – У тебя очень наболело. Оттого ты такой.

Он улыбнулся, жалко и доверчиво.

– Не знаю… Иногда очень болит, – а то ничего… Как будто ничего нет. Живу, работаю… И ничего. Я бы хотел, чтобы всегда так и шло.

Мария покачала головой. Зеленоватые воды бормотали у ее ног, и она как будто к ним прислушивалась.

– Тогда, Андрей, давно, – помнишь? Тогда я многого еще не знала. Была не права. Говорила – любовь проходит. А она не проходит.

Андрей молчал.

– Потом я жила, много училась, думала. И о тебе все время; и обо всех. Искала.

– Чего искала?

– Слова.

– Какого слова?

– Одного слова. Чтобы уж в нем все было, если его понять. Без слова нельзя. Можно знать без слова, но тогда только для себя. А для других, для всех… – она затруднилась – то есть чтобы с другим вместе дальше узнавать, дать ему, если ему нужно, – как же без… одного слова? В слове один другому… друг другу… и всем – передают.

– Я не понимаю, – сказал Андрей сухо. – Какое слово? Что передают?

– Может быть, я не вполне хорошо говорю. Но я иначе не умею. Ну вот о твоем: как жить? как любить? Ну и все вообще… Ведь все, много-много людей думают и мучаются, и уже знают, что так, как они живут и любят, – так– не очень хорошо… Понимаешь? А как иначе – не знают. И если бы я и знала, как иначе, – то что ж? Надобно не это, а слово, в котором это вмешалось бы, и чтобы слово говорилось и открывалось – многими вместе… Кто не знает одного слова – тот еще ничего не знает.

Андрей усмехнулся, криво и невесело.

– А ты знаешь такое «слово»? Да, кто «слово» знает – тому все пути открыты…

Но она не поняла его игры слов, может быть, потому, что недостаточно хорошо знала по-русски. И продолжала серьезна

– Я искала слова, и нашла… И другие искали, как я, – и нашли. Слово соединяющее. И такое, в нем все. – она протянула к Андрею сжатую белую руку, худую, обвитую четками. – Разомкни его только, а там уже все есть…

И нежно и медленно она разжимала бледные пальцы.

– Это слово «монастырь»? Отрешение от мира? Или экстаз? Или ты не в монастыре его нашла?

– Я везде его нашла. И в монастыре мне нужно было… А ты не понимаешь. Ты все думаешь – слово о том сейчас же, как жить. Жить – в экстазе или в отречении, или еще как-нибудь. Слово – не то. Слово не как жить, а в слове, если его взять и раскрыть, – можно увидеть все о жизни.

Она помолчала.

– А из монастыря я теперь уйду. Им не нужно, у них свое. Скоро уйду.

– Куда уйдешь?

– К другим людям. К тем, которым нужно.

– К кому же это? К бедным? К несчастным? Она взглянула удивленно.

– К каким бедным? Может быть, и к бедным. К тем, кому нужно слово, кто его искал, как я.

– А ты знаешь, кому нужно?

– Да, я многих уже знаю. К ним и уйду.

– Кто же это? Ученики твои? Таинственное проповедничество?

Андрей сам не знал, как случилось, что он говорил с Май, с Марией, таким голосом. Но внутри у него все дрожало, не то от злобы, не то от ненависти к себе, совсем уже непонятной.

Мария была спокойна.

– Проповедничество? – повторила она тщательно. – Нет, нет. Они тоже, они сами знают слово. Мы вместе знаем. Слово – оно тоже и знак, для сообщения.

– Масонский орден это, что ли? Или теософское общество какое-нибудь? Или Армия Спасения?

– О, нет, Андрей, ты все не о том, не так. Я о слове говорю, которое землю, мир наполняет, а ты о разных обществах, о теософии… Нет, не теософия, нет, не Армия Спасения… – Она улыбнулась. – Люди, которые знают – их еще немного… – И они все русские, как ты. Но слово для всех нужно, то есть может быть нужно.

Андрей снял шляпу и провел своей красивой рукой по волосам.

– А мне, что же, ты не скажешь этого слова? Или мне, по-твоему, не нужно?

– Нет тебе нужно. Я тебе скажу.

Андрею вдруг стало страшно. Здравый смысл повторял ему, с убедительностью, что все это явная чепуха и нелепость, что никакого такого «слова» нет и не может быть, и вообще какая-то не то придурь, не то сумасшествие в этом свидании и разговоре – однако ему было страшно. А вдруг есть слово? А вдруг она сейчас скажет – и все перевернется? Что за детство!

Мария задумчиво проговорила, глядя поверх шепчущей воды, на далекие, опаловые острова.

– У тебя ничего нет теперь, ни людей, ни жизни, ни вот этой воды под небом… Потому что оно все только в слове горит… А слово – в нем…

– Ну, – Бог, что ли, это слово? – почти закричал Андрей. – Бог всяческая во всем? Разлит в природе? Пантеизм? Умру – с тучкой сольюсь? Это, что ли?

136